Прапрадед, как водится, пополз через всю залу, чтобы к ручке благодетеля припасть, да по дороге чуть коленом вазу китайскую напольную не задел. «Дурак, куда прешь! — заорал князек, но милость на гнев не сменил, землю за верным рабом оставил, разве что пробурчал беззлобно: Быдло быдлом и останется!
Милость княжеская оказалась сухой, каменистой выжженной и бесплодной почвой. На ней отродясь ничего не родилось, кроме чертополоха и неистребимой руты, да и тех ветер распластывал вровень с нею.
И вот с этой почти библейской пустыней прапрадед повел борьбу. Годами, десятилетиями мотыжил, перекапывал. Из дальних озер привозил в корзинах плодородный ил, удобрял, унавоживал.
Создавал, творил, пестовал, протирал в железных ладонях неподатливый грунт. И откликнулась земля на его старания, повеселела, стала доброй, легкой, родящей.