Вся его жизнь, цели и пристрастия крутились вокруг двух определяющих понятий: «махо» и «маха». Сам он, конечно, считал себя махо (или, как теперь говорят, мачо).
А идеалом женщины для него была маха... Люди, которых называли махо, были ни на кого не похожи, это чисто испанский тип, уникальный.
Самое низкое сословие, грубое простонародье, трущобная беднота, наделенная, однако, поразительным чувством собственного достоинства, самоубийственной отвагой и редким даром щегольства, своеобразным шиком.
Махо были бандитами — работать им не позволяла гордость, зато совершать преступления почиталось за честь. А махи — их спутницы — были страстными красотками с особым стилем, исповедовали свободную любовь и умели постоять за себя, мгновенно вытаскивая нож, спрятанный в юбках, или складную наваху, такую же, какую затыкали за пояс их мужчины.