На смену этому великолепию заступали мелкие розы — белые, розовые, алые. Они оплетали оконную решетку и тянули свои ветви к бабушкиному дивану.
Тот всегда был покрыт узорчатым ковром, и оттого казалось, что бабушка восседает на своем троне под балдахином из роз. Да она и была для меня принцессой из «Тысячи и одной ночи», а ее дом полон загадочных чудес.
Ну, разве не чудом было обнаружить в тайниках бабушкиного раскладного дивана пластинку с записью голоса Есенина?! Правда, эта пластинка 1924 года скворчала и шипела, как сотня сковородок с жарящейся картошкой, и сквозь шипение иногда прорывался тонкий визгливый голос: Пр-рр-роведите, прр-роведите меня к нему — Я хочу-у видеть этого человека!
Уже одно то, что эта пластинка была выпущена еще при жизни поэта, наполняло меня гордостью за бабушку. Знай, мол, наших! Ни у кого такой нет, а у нас есть!