молью дыры и ощутить запах сундучного нафталина… Опущенные вниз, под самые ноги, глаза, которым, мне снова показалось, было просто стыдно смотреть в гордые и молодые глаза тех, кто был вокруг.
Та же потертая, чья-то чужая, не своя курточка, пара стареньких валенок, забрызганных грязью, и почти детские рукавички непонятного цвета и возраста… Она стояла там, жалкая и смиренная, не смея поднять глаза или подняться и пройти дальше — может, кто-то уступит ей место, чья-то мать… Когда-то, когда я гостил у своей тетки под Киевом, имея своей целью найти работу и обосноваться там же, мне пару раз приходилось ездить на электричке в компании нереального вида старухи, чей сказочный облик тогда меня потряс до основания и навсегда врезался в память.
Первый раз я ее увидел, когда она вышла из леса, что был прямо по ту сторону полустанка, на котором я ждал своего поезда. Этакая сказочная Баба Яга, с настоящей кривой клюкой, с мешком в разноцветных заплатах на спине, с настоящим горбом.
Мешком, в котором просто не могло не быть каких-нибудь детских косточек или прочих останков тех, кого она сажала в печь в своей избушке на куриных ножках на лесной опушке.