непонимании еще с полчаса и дождавшись, когда по моему опыту, дорогой Иван Иваныч должны придти в себя от послеобеденных дум о благе всех людей, я снова прошусь на прием и, оказавшись еще раз пред очами Их Руководительства и видя непонимание и им вызванное неудовольствие, расплескавшееся на его помятом лице, мямлю как можно придурковатее.
Чтобы Ивану Иванычу было приятнее: — Я, это… хотел узнать, уважаемый Иван Иваныч… — переминаюсь я с ноги на ногу и заглядываю в недовольное лицо Их Начальственности, словно снизу вверх, позаискивающее. — Ты че?
Че снова пришел, а? — в голосе слышится явное неудовольствие, хотя, судя по широко распахнутым глазам навыкате, послеобеденный сон уже закончился. — Я… это, Уважаемый Иан Иваныч, насчет бонуса, — виновато улыбаюсь я. — Бонуса?
Какого бонуса? — Ну, который вы с собой на выставку берете. — Ах да, бонус. Бонус, бонус, бонус, — Их Руководительство явно пытается припомнить значение иностранизма. — Я хотел вот что… бонус никак нельзя вам на.